Дмитрий Певцов: С такой женой, как у меня, время летит незаметно

Популярный актёр рассказал, как чувствует себя в роли певца и педагога, а также мужа талантливой женщины — Ольги Дроздовой

Народный артист России Дмитрий Певцов вот уже 35 лет играет в театре и снимается в кино. Известен он и как певец. Со своей группой «ПевцовЪ-оркестр» и коллективом «ПевцовЪ-театр» Дмитрий объехал полмира.

Нет смысла петь под фонограмму

— Вы как-то сказали, что карьера певца началась благодаря жене — Ольге Дроздовой.

— Теперь, кстати, она уже официально стала Певцовой: на днях мы зарегистрировали этот факт в загсе. Да, первое «Иди пой!» я услышал более 20 лет назад именно от неё. Ольга буквально силком вытолкала меня на профессиональную сцену. И именно она стала инициатором моего предстоящего концерта в Большом Кремлёвском дворце. В ноябре мы решили отметить мой творческий юбилей новой программой — «Музыкальные шедевры советского кино». Я вообще счастливый человек: с такой женой, как у меня, время летит незаметно.

— А кто ваши слушатели?

— Это люди приблизительно моего поколения. Я очень хорошо понимаю, о чём с ними можно говорить. Мои выступления — это скорее возрождение традиций живого вокала, который по духу гораздо ближе к театру, нежели к миру нынешнего шоу-бизнеса. Обязательно живое пение. Нет смысла петь под фонограмму. Во-первых, это неуважение к зрителю, во-вторых, мне просто нравится петь и в этом постоянно упражняться.

— В вашей новой программе звучат произведения советской эпохи. В репертуаре заявлены композиции из «Весёлых ребят», «Волги-Волги», «Девчат», «Иронии судьбы», «Семнадцати мгновений весны» и других фильмов. Почему именно такой временной выбор, а не современные произведения?

— Этот шаг связан отнюдь не с возрастом, а с очередным способом разговора со зрителем. Я уверен, что созданные в ту эпоху страшной цензуры вещи — наше великое наследие, произведения, которые во многом сформировали наше понимание мира. Я эти фильмы, песенный репертуар которых взят за основу, обожаю. И ещё из картин выделил бы «Тот самый Мюнхгаузен» и «Старший сын». Там практически нет песен, но во многом благодаря им я и пришёл в профессию.

— Вы часто подчёркиваете девальвацию нынешней актёрской профессии. Мол, мир большого экрана и сцены стал уже не таким возвышенно-привлекательным, как раньше.

— В моём детстве было огромное количество популярных артистов, Профессионалов с большой буквы. Их фотокарточки продавались в ларьках Союзпечати. Сейчас таких любимцев страны гораздо меньше. Это связано и с тем, что наша профессия девальвируется. Сегодня другие приоритеты: быстрый успех, деньги, яхты. Мне кажется, что в то время артисты общались с публикой на другом уровне. Они отдавали. Отдавали свои сердце, душу, любовь. Они не ставили цель лишь заработать деньги. Помню, как после спектаклей по 20-30 человек ежевечерне поджидали Караченцова, Абдулова. Сейчас всё изменилось: два-три человека от силы, может, и подстерегут, чтобы сделать селфи. То, что профессия стала не так востребована, видно даже в стенах нашего института. Многие ребята не выдерживают, бегут, сталкиваясь с первыми физическими трудностями. Ведь приходится порой не спать, не есть… Желающих стать актёрами в десятки раз меньше, чем в моё время.

— Вы, успешный и востребованный артист, недавно стали ещё и педагогом в Институте современного искусства. Что это вам даёт?

— В институте мы преподаём вместе с супругой. Когда представился шанс, я понял, что должен этим заняться. Не потому, что чего-то не хватает, наоборот — пора начать делиться тем, что накопил. И знаете, впервые в жизни ощутил, насколько полнее и разнообразнее радость от успехов «детей», чем от собственных достижений в профессии. Я, конечно, не профессиональный педагог — сам порой учусь у студентов, у жены, которая обладает и педагогическим, и режиссёрским даром. Прежде всего хочется, чтобы будущие зрители наших студентов на спектаклях улыбались и плакали от счастья — вот к чему мы стремимся. Я хочу заниматься именно таким искусством, этого людям недостаёт. В последнее время появилось огромное количество актёров и режиссёров, которые делятся тем, что просто страшно видеть: своими недомоганиями, сексуальными отклонениями. Порой это настоящее издевательство над зрителями. У меня вообще такое ощущение, что во времена моего детства, когда говорить честно было сложнее, люди пытались что-то сказать хотя бы эзоповым языком. При этом там были мысли, были личности. Сейчас ты можешь в принципе сказать всё что угодно. Но, как оказалось, сказать-то и нечего. А может, некому или просто разучились. Экшены снимать — это да, научились не хуже голливудских. Но проблема в том, что у нас нет фильмов о чём-то радостном, светлом. Сложно об этом говорить и снимать, если этого нет внутри. И это проблема не только российского кинематографа.

— Вы не раз говорили, что когда-то вас спасла дорога в храм…

— Я долго жил счастливо и беззаботно и был уверен, что всё в моих руках, что так будет всегда. Но однажды встретился с непредвиденным жизненным испытанием — произошло горе с моим сыном — и понял, что один не справлюсь. В этот момент я пришёл в храм и там приобрёл силу жить дальше, веру в будущее. Да, можно быть сильным, можно быть удачливым, но это всё нам даётся свыше, на всё воля Божия. Поэтому я точно знаю, что за всё, что у тебя есть, надо благодарить Бога, за всё — от куска хлеба до ребёнка.

— Недавно от нас ушёл Марк Захаров. В вашей судьбе он сыграл большую роль…

— В моей творческой жизни два человека сыграли большую роль — Марк Захаров и Глеб Панфилов. В труппу театра «Ленком» я пришёл после фильма Панфилова «Мать». И первой же моей ролью стал Гамлет опять же в постановке Глеба Панфилова. Тогда, помню, думал: «Господи, что за театр! Как они все притёрты друг к другу, как всё отлажено, какая атмосфера волшебная! Сюда, только сюда!» И за 20 лет не пожалел об этом ни на секунду.