Григорий Сиятвинда: «Актером стал от безысходности»

Известный артист рассказал о театре, киносъёмках и африканских родственниках

Актёр театра «Сатирикон» Григорий Сиятвинда снялся более чем в четырёх десятках фильмов, но особую популярность обрёл после выхода на телеэкраны сериалов «Кухня», «Отель Элеон», «Гранд». Весной этого года заслуженному артисту России исполнилось 50 лет.

 

Райкина знают все

– Как и с кем отметили?

– По понятным причинам был прекрасный повод ничего особого с этой датой не делать. С театром мы просто отметили юбилей в зуме.

– Весной вы работали или, как многие, находились в самоизоляции?

– Отпуск пришёлся как нельзя кстати. Так совпало, что в это время нам надо было переезжать на новую квартиру, разбираться с вещами, перевозить их. В общем, как-то скоротали время. В прошлом году с октября по январь тоже пребывал в самоизоляции, правда, это было связано с травмой, полученной на съёмках четвёртого сезона «Балабола». Там драки заковыристые были, одна не очень удачно для меня прошла – повредил ногу.

– Как пришли в актёрскую профессию?

– Такое решение было принято в некоторой степени от безысходности. Я был технарём, и отчасти остаюсь им, мне проще понять производные ума технического, чем гуманитарного. Я учился в Тюменском индустриальном университете на факультете технической кибернетики. Отслужил в армии. А после армии учёба уже как-то не задалась. В общем, успел выхватить документы из индустриального института ровно за секунду до того, как меня оттуда выкинули бы за неуспеваемость. Ну и стал думать, что ещё могу. Вспомнил, как в драмкружке мне советовали совершенствовать актёрское мастерство, и решил попробовать. Если бы с первого раза не поступил в Щукинское театральное училище, то больше бы не упорствовал в этом направлении. Моё африканское происхождение вызвало споры. Но группа педагогов, в основном молодых, возглавляемая Аллой Александровной Казанской, составили целый список ролей, которые я мог бы играть в русском классическом театре.

– После какого фильма почувствовали, что пора надевать тёмные очки и натягивать пониже кепочку, чтобы не узнали?

– У меня такого, что вот раз и проснулся знаменитым, не было. Всё шло постепенно, жизнь давала мне возможность привыкнуть к этому состоянию. Конечно, всё резко меняется вокруг, когда на экраны выходит сериал с твоим участием, причём, сначала он идёт по одному каналу, потом по-другому. Тогда действительно тяжеловато становится.

– Не раз видела вас в спектаклях «Сатирикона». Мне кажется, что вы, да и не только вы, манерой игры напоминаете Константина Райкина.

– Могу дать что-нибудь на отсечение, что такой установки в театре нет. Это происходит непроизвольно. Может быть, нас отбирают в этот театр по каким-то таким признакам, но не думаю. Это скорее из серии, что когда муж и жена долго живут друг с другом, их знакомые замечают, что они через некоторое время становятся похожими друг на друга. В какой-то степени это симптом любви. В театре примерно то же – мы много слушаем Константина Аркадьевича, думаем о нём, а он о нас. Наверное, и он становится периодически в чём-то похожим на нас. Просто никто этого не замечает, потому, что Райкина знают все, а нас не все и не всех.

– С супругой где познакомились?

– Знакомство произошло на съёмках музыкального фильма Василия Пичула «Кинофестиваль». Я играл министра культуры какой-то африканской страны и помимо драматических сцен у меня ещё были музыкальные номера, в каком-то из них я пел и танцевал с двумя девочками. Вот одна из девочек потом стала моей женой, а вторая – свидетельницей на свадьбе. Но на этих съёмках мы не обменялись телефонами и второй раз встретились лишь через три месяца на съёмках другого музыкального фильма – «Бедная крошка» режиссёра Евгения Гинзбурга. По коридору шла девушка в костюме и гриме лягушки и сказала мне: «Привет, ты меня не узнаёшь?» Когда я понял, что это Таня, я обрадовался и на этот раз решительно попросил у неё телефон.

 

Для роли оказался светловат

– В боевике «Параграф 78» вы играете крутого мачо, прекрасно владеющего оружием и всякими боевыми приёмами. Этому вы армии научились?

– Я вас умоляю, в армии я выстрелил из автомата три раза. Вот в Щукинском училище сценическое движение у нас очень хорошо преподавали, это создало некую базу. К тому же режиссёр «Параграфа» Михаил Хлебородов решил сделать блокбастер в самом таком американском смысле слова: одну драку тщательно снимали несколько дней, боюсь, что сегодня такого уже нет. Да и я был молод и горяч, мне хотелось, как Джеки Чану, всё делать самому: и стрелять, и по стенам бегать, и это всё было в кайф.

– Кстати, об армии. Парня со смуглой кожей там нормально приняли?

– Нормально. Во-первых, я там не сильно выделялся. В Советской армии абсолютно белокожих людей было процентов 20, и я был не самым тёмным пятном.

– Довольно забавно: для одной из ролей вам пришлось загорать в солярии. Почему?

– Мой персонаж – Баклажан в фильме «Жмурки» – должен был быть темнее, чем я, по роли, потому что у него был конкретный прототип. Не зря же у него кличка Баклажан. И был уже практически утверждённый артист, который больше подходил именно по цветовым качествам на эту роль. Но в последний момент он почему-то слетел с кастинга, и появился я, правда, значительно более светлый. Пришлось побежать в солярий. Мне даже деньги на это выделили. Потом поработали гримёры, но всё равно я получился светловат для этой роли.

 

 

Нравилась сибирская зима

– На родине в Тюмени часто бываете?

– Сейчас почаще. А вообще, у меня был такой заведённый ритуал: я где-то раз в год туда приезжал, чаще на Новый год. Мне нравилась сибирская зима. Правда, в детстве были такие моменты, когда на улице при очень низкой температуре терял сознание, но я знал что надо делать: опустить голову, чтобы кровь прилила к голове, и дальше можно было спокойно существовать: играть в хоккей, в снежки. Сейчас у меня мама там одна осталась. Чтобы ей не было скучно, пытаюсь её сюда перетащить, квартиру для неё на проспекте Мира ремонтирую. Она пока не выражает желания переезжать, но мы работаем над этим.

– В Замбии, откуда родом ваш отец, вас знают?

– Сомневаюсь. С папой мы потеряли связь, когда я ещё не был актёром, а потом я узнал, что он умер. Мои братья и сёстры частично живут в Англии, частично – в Замбии. Мы в «Фейсбуке» переписывались, но не помню, чтобы мы как-то описывали друг другу карьеры жизненные. В Замбии я прожил первые три года своей жизни. Больше там не был. Как-то пришлось сниматься в ЮАР. Очень ждал, что кровь моя откликнется, но сначала ничего не почувствовал. Пробыли в ЮАР довольно долго, и дней через двадцать я всё-таки начал ощущать, что во мне включается какая-то память.

– Что говорите себе в трудную минуту?

– Все проходит и это пройдёт.